Неточные совпадения
Мы
прошли ворота: перед нами тянулась бесконечная широкая улица, или та же дорога, только не мощенная крупными кораллами, а убитая мелкими каменьями, как
шоссе, с сплошными,
по обеим сторонам, садами или парками, с великолепной растительностью.
Крыштанович уверенным шагом повел меня мимо прежней нашей квартиры. Мы
прошли мимо старой «фигуры» на
шоссе и пошли прямо. В какой-то маленькой лавочке Крыштанович купил две булки и кусок колбасы. Уверенность, с какой он делал эту покупку и расплачивался за нее серебряными деньгами, тоже импонировала мне: у меня только раз в жизни было пятнадцать копеек, и когда я шел с ними
по улице, то мне казалось, что все знают об этой огромной сумме и кто-нибудь непременно затевает меня ограбить…
Это был первый «агитатор», которого я увидел в своей жизни. Он прожил в городе несколько дней,
ходил по вечерам гулять на
шоссе, привлекая внимание своим студенческим видом, очками, панамой, длинными волосами и пледом. Я иной раз
ходил с ним, ожидая откровений. Но студент молчал или говорил глубокомысленные пустяки…
По шоссе проходили также арестанты, звеня кандалами, а один раз провезли какого-то мрачного человека для «торговой казни»…
Из окна, у которого Женни приютилась с своим рабочим столиком, был если не очень хороший, то очень просторный русский вид. Городок был раскинут
по правому, высокому берегу довольно большой, но вовсе не судоходной реки Саванки, значащейся под другим названием в числе замечательнейших притоков Оки. Лучшая улица в городе была Московская,
по которой
проходило курское
шоссе, а потом Рядская, на которой были десятка два лавок, два трактирных заведения и цирюльня с надписью, буквально гласившею...
Это они двое в темноте: те, что
ходили весною стрелять из браунинга, а потом
по шоссе, те, что спокойно сидели в спокойной комнате и разговаривали.
Кончились запасы — идут, куда понесут ноги: на ближайший хутор, в деревню, в лимонадную лавочку на 9-ю или на 5-ю версту Балаклавского
шоссе. Сядут в кружок среди колючих ожинков кукурузы, хозяин вынесет вина прямо в большом расширяющемся кверху эмалированном ведре с железной дужкой,
по которой
ходит деревянная муфточка, — а ведро полно верхом. Пьют чашками, учтиво, с пожеланиями и непременно — чтобы все разом. Один подымает чашку и скажет: «стани-ясо», а другие отвечают: «си-ийя».
Не помню,
ходили ли тогда
по только что устроенному
шоссе дилижансы из Орла в Москву.
Поздним вечером или глухою ночью этой тропой рисковали
ходить только совсем беспечные люди: загулявший мастеровой, которому море
по колена, студент, возвращающийся с затянувшейся в Москве сходки. Остальные пешеходы предпочитали широкую дорогу, отделенную от пустырей канавами. Дорога эта встречалась затем с длинным опустевшим
шоссе, уныло тонувшим в сумрачной дали; слева слышались протяжные свистки ночных поездов, справа доносился глухой рокот столицы, далеким заревом отражавшейся на темном небе.
Восемь солдат
проходило через Арматлук. Узнали они, что есть склад вина, дали в зубы охранявшему склад милиционеру-почтальону, прикладами сбили замок, добыли вина и стали на горке пить. Подпили. Остановили проезжавшую
по шоссе порожнюю линейку и велели извозчику-греку катать их. Все восьмеро взвалились на линейку и в сумерках долго носились вскачь
по улицам дачного поселка с гиканьем и песнями. А потом стали стрелять в цель
по собакам на дворах. Пьяные заснули в степи за поселком. Грек уехал.
По шоссе проходил красноармеец с винтовкой. Он крикнул...
Урожай выдался колоссальный.
По шоссе с утренней зари до полной темноты скрипели мажары с ячменем, почерневшие от солнца мужики проезжали из степи с косилками,
проходили с косами. Они поглядывали на берег, белевший телами, в негодующем изумлении разводили руками и говорили...
Не спеша, они
сошли к мосту, спустились в овраг и побежали
по бело-каменистому руслу вверх. Овраг мелел и круто сворачивал в сторону. Они выбрались из него и
по отлогому скату быстро пошли вверх, к горам, среди кустов цветущего шиповника и корявых диких слив. Из-за куста они оглянулись и замерли: на
шоссе, возле трупов, была уже целая куча всадников, они размахивали руками, указывали в их сторону. Вдоль оврага скакало несколько человек.
Им владело чувство полного отрешения от того, что делалось вокруг него. Он знал, куда едет и где будет через два, много два с половиной часа; знал, что может еще застать конец поздней обедни. Ему хотелось думать о своем богомолье, о местах, мимо которых
проходит дорога — древний путь московских царей; он жалел, что не пошел пешком
по Ярославскому
шоссе, с котомкой и палкой. Можно было бы, если б выйти чем свет, в две-три упряжки, попасть поздним вечером к угоднику.